Въ древнем общежитiи Костамонитовъ был одинъ игуменъ весьма сребролюбивый; если у него кто-либо изъ должностных лицъ бывалъ тоже сребролюбивъ и обкрадывалъ, (т.е. урѣзывалъ отъ братий недодачей должнаго) довольства, то игумен любилъ и почиталъ его какъ второго бога. Въ особенности же такими были дохiар (по нашему кладовщикъ, т.е. завѣдующий кладовой) и трапезаръ, сребролюбивые отъ природы. Сребролюбие ихъ выражалось въ слѣдующем: когда полагалось на расходъ выдавать 8 литровъ вина въ день, они расходовали только 5, а воровали 3. Если полагалось на расходъ 50 хлебовъ, они воровали 20. Почти все, что употреблялось за трапезой они воровали и не давали братiи насыщаться ни одного разу. И изъ за этого – одни крали, а другие, не имѣя, что поѣсть - роптали; вопль братiи дошел до Бога. Увидѣвъ такой вопль братiи Богъ утѣшил ихъ слѣдующим образомъ.
      Послалъ Богъ Ангела Своего, сошелъ Ангелъ въ трапезную дохiарню и сѣлъ на окнѣ; была къ этому окну подвязана корзина съ разными сортами пищи; когда служитель накладывалъ сыру, и притомъ неправедно, тогда Ангел простиралъ руку свою (къ корзинѣ), бралъ изъ общаго запаса пригоршню и выкидывалъ вонъ за окно. Также бралъ вино и выливалъ наружу, бралъ хлебъ и выкидывалъ вонъ. Потомъ протянулъ руку къ верху, (т.е. поднялся въ верхнее помѣщение гдѣ была казна), взялъ горсть золота и выбросилъ вонъ за окно. Увидалъ это одинъ старецъ, именемъ Захарiя, и возвестилъ игумену. Игуменъ, услыхавъ это, выругалъ его и сказалъ: «Оглупелъ ты сегодня въ старости твоей, несчастный. Убирайся отсюда, старый дуракъ».– Старецъ, увидавъ, что игуменъ выбранилъ его, положилъ метание. Когда, онъ положилъ метание, пришло къ игумену письмо и гласило, что трое братiй попались в пленъ къ безбожникамъ, и что безбожники требуютъ за нихъ выкупъ. Пошелъ тогда игуменъ въ казну, чтобы послать сколько требовали на выкупъ, смотритъ и видитъ, что казна совершенно пустая. Смутился онъ, поднялъ крикъ, что обокрали казну; смутилась весьма и вся остальная братiя. Захарiя же говоритъ: «не смущайтесь этимъ, ибо я знаю кто взялъ деньги». Игуменъ зоветъ его спрашиваетъ: кто взялъ золото, если говоришь ты, что знаю? – Говоритъ Захарiя: «Да, я знаю, кто взялъ золото». – Говоритъ игуменъ: «Кто же взялъ». – «Тотъ, который сидитъ на окнѣ; вотъ уже семь дней какъ я его тамъ вижу; до сего дня онъ тамъ стоитъ; спрашивалъ я его и сказалъ ему: зачѣм же ты такъ дѣлаешь и хлѣбы вонъ выбрасываешь?» – а онъ сказалъ: «дѣлаю для того, чтобы ты видѣлъ, что я дѣлаю». И я сказалъ ему: «зачѣмъ же ты такъ дѣлаешь?» – Онъ же мнѣ отвѣчалъ: «сребролюбiя ради игумена я это дѣлаю. Пусть онъ себе скопидомтствуетъ, а я буду выкидывать; посмотримъ кто въ выигрышѣ останется».– Я сказалъ ему, что игуменъ не сребролюбецъ, а онъ говоритъ мнѣ: «Да, ты хорошо сказалъ, для простыхъ не сребролюбецъ, ибо простые только ропщутъ, лукавые же воруютъ и тайно ѣдятъ. За это я, сколько раздатчикъ удержитъ отъ положеннаго на человѣка, въ четыре раза больше выбрасываю вонъ изъ запаса. Тотъ же раздатчикъ, если дастъ полную порцiю человѣку и уйдетъ человѣк с благодарностью, тогда я въ десять кратъ присовокуплю и внутрь положу. Изъ за лукавства игумена, ради выгоды своей урѣзывающаго порцiи у людей, угасло страннолюбие. Онъ изгоняетъ страннолюбие, воруетъ братскiя порцiи; поскольку онъ печалится о томъ, что много расходуется и поскольку онъ удерживаетъ, за то я въ десять разъ больше выкидываю изъ монастыря, какъ ты своими глазами видишь. Выбрасываю-же я все вонъ и не прибавляю вутрь, потому что не вижу, чтобы люди люди были благодарны. И как-же мнѣ прочее поступить иначе съ игуменомъ, когда онъ сребролюбецъ, заботится только, какъ-бы съэкономить; – видишь какую выгоду онъ этимъ выгадываетъ и что я дѣлаю, въ возмездiе за его скопидомство. Вчера-же приходилъ одинъ нищий, посланный отъ Бога и попросилъ мылостыню; онъ ему нисколько не помогъ, еще обезчестилъ его и вонъ выгналъ; когда я увидалъ это, то простеръ руку мою къ казнѣ и, сколько тамъ было золота, все вонъ выкинулъ. Также, когда вижу, кто, безъ необходимости въ томъ, ѣстъ особо отъ другихъ, т.е. особую пищу, то, сколько потратится на отдѣльную трапезу, я въ десять разъ больше выкидываю, потому что отъ этого растлѣвается киновiя». – Сказалъ я ему: что ты за человѣкъ? – а онъ мнѣ говоритъ: – «Я есмъ и именуюсь Ангелъ Божiй». – Если игуменъ будетъ самъ себя облагополучествовать сребролюбiемъ своимъ, т.е. основывать разсчеты благополучiя своего на экономiи, на урѣзыванiи бѣдныхъ и братiи, то я сдѣлаю то, что онъ обѣднѣет, а, если игуменъ будетъ расходоваться на страннолюбiе свое, то я сдѣлаю то, что онъ будетъ благополучествовать. Пусть не думаетъ игуменъ, что можетъ самъ собою нѣчто сдѣлать, ибо, чтобы онъ ни дѣлалъ, безъ меня не можетъ ничего сдѣлать. Безъ меня люди ничего не могутъ дѣлать; когда сребролюбецъ, по сребролюбiю своему изгоняетъ страннолюбiе, тогда навожу я бѣдствие, съ которымъ онъ не можетъ справиться въ общежитiи». – Вотъ что слышалъ я отъ человѣка и вотъ почему сказалъ вамъ, что знаю, кто взялъ деньги. – Говоритъ трапезарь: «Повѣрьте мнѣ отцы мои, одинъ мѣхъ съ сыром расходовался бывало въ три и четыре недѣли, а теперь его не хватаетъ даже на одну недѣлю». – И многое другое подобное объявилъ трапезарь. Подобно тому и дохiаръ объявилъ о такихъ-же убыткахъ не малыхъ. Игуменъ услыхавъ, таковыя слова, не мало изумился, яко человѣк согрѣшив весьма. И говоритъ игуменъ Захарiи: «Видишь-ли ты его доселѣ?» – Говоритъ Захарiя: «Да все еще на окнѣ сидитъ, безпрестанно беретъ всего горстями; выкидывая вонъ въ окно». Говоритъ игуменъ Захарiи: «Скажи ему, чтобы онъ больше не выкидывалъ и что игуменъ проситъ ангела сказать, что ему дѣлать». – итакъ пошелъ Захарiя и возвѣстилъ Ангелу. И сказалъ Ангелъ Захарiи: «Если игуменъ оставитъ лукавство сребролюбiя, то будетъ видѣть киновiю всегда въ благополучiи; пусть онъ всегда бываетъ за общей трапезой; тогда не обѣднѣетъ киновiя, но будетъ всегда благополучествовать. Пусть не изгоняетъ страннолюбiя изъ киновiи, пусть печется постоянно о братiи своей, какъ о самомъ себѣ. – Если онъ все это будетъ творить, то я осчастливлю киновiю его, а, если не послушаетъ того, что, я говорю, то сдѣлаю киновiю бѣдной еще больше».
      Захарiя пошелъ и сказалъ игумену, что повелѣл ему Ангелъ. Игуменъ, услыхавъ такiя слова, покаялся, положилъ обѣтъ Богу не отступать больше отъ того, что сказалъ Ангелъ, сталъ пещись о киновiи великимъ попечениемъ, весьма радѣлъ о страннолюбiи и удовлетворенiи братiи в киновiи; поскольку онъ радѣлъ, постольку киновiя паче благополучествовала и никогда больше не оскудѣвала.
      Увидалъ Ангелъ, что игуменъ исправился, но служители опять отступили отъ обѣта игуменскаго и дѣлали беззаконiя. Пошелъ однажды Захарiя помочь трапезарю, ибо случилась тяжкая работа и попросилъ его трапезарь о помощи; когда онъ тамъ пособлялъ, пришелъ одинъ братъ и попросилъ поѣесть; трапезарь, будучи занятъ, не далъ ему поѣсть; вдругъ увидалъ Захарiя, что снова появился Ангелъ, простеръ обѣ руки, взял все, что было на трапезѣ и выкинулъ вонъ. Пришелъ другой братъ, попросилъ у трапезаря провизiи; такъ какъ трапезарь къ тому времени дѣло все окончилъ, то онъ далъ ему продовольствiе его и братъ ушелъ съ благодарностiю; Ангелъ, увидавъ, что братъ возблагодарилъ, вынулъ изъ корзины своей въ десять разъ больше того, чѣмъ дали брату и положилъ взамѣнъ того, что взялъ братъ въ общiй запасъ. Посколько трапезарь право выдавалъ, постольку въ десять кратъ отъ Ангела получалъ; когда-же не давалъ, то въ четыре раза Ангелъ выбрасывалъ. Захарiя, увидавъ это, возвѣестилъ игумену, и тотъ сейчасъ-же повелѣлъ, подъ угрозой страшной эпитимiи, выдавать братiи сколько требуется и выдавать безропотно.
      Ради этого и говорю я вамъ, если въ киновiи будутъ сребролюбствовать, то благословенiя Божiя на ней никогда не будетъ. Если и чинъ будетъ, но заведется отдѣльное ядѣнiе безъ особой необходимости тѣлесной, то даровъ благодатныхъ никогда не будетъ на той киновiи. Нынѣ все пресупили; какъ растенiя теряютъ свой цвѣтъ, такъ общежитiя скидываютъ свой чинъ, т.е. красоту добродѣтелей.
      Когда спадетъ чинъ съ общежитий, тогда останутся они какъ изсохшая трава. Живи они Богоугодно, пребывали-бы тогда зеленой травою, но, такъ какъ не стали жить Богоуодно, то уподобились изсохшей травѣ. Какъ увядшее растенiе теряетъ цвѣтъ свой, такъ общежитiя утратили цвѣтъ спасенiя и стали подобны изсохшей травѣ.





«––Вернуться въ оглавленiе